• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта
14
Апрель

О "Сильных текстах", "пытливой молодежи" и "женской поэзии"

Цикл семинаров “Сильные тексты” — один из наиболее интересных проектов, родившихся во время пандемии, объединивший филологов, поэтов, школьников и студентов в обсуждении центральных и маргинальных текстов русской поэзии. Участвовать в нем посчастливилось сразу нескольким ученицам нижегородской Вышки. Первой была выпускница 2018 года Татьяна Красильникова, еще в первом сезоне проекта успевшая поговорить об Иосифе Бродском. Второй сезон, посвященный женской поэзии, открыла Мария Фадеева (выпускница 2020 года) разговором об Анне Ахматовой, еще одна выпускница 2020 года Елизавета Бурденева включилась в обсуждение поэзии Марии Шкапской, а закрыла сезон дискуссией о Марине Цветаевой студентка 3 курса Анна Чебоксаринова.

О "Сильных текстах", "пытливой молодежи" и "женской поэзии"

https://www.facebook.com/strongtexts

Сегодня о проекте расскажет один из его создателей — доктор филологических наук, преподаватель московской Вышки Олег Андершанович Лекманов:

 

Е.Б.: Прежде всего, скажите, пожалуйста, чем объясняется то, что Вы подключаете к обсуждению текстов не только узкофилологический круг, но и поэтов, писателей, общественных деятелей?

О.А.: Это связано с главной задачей проекта, который придумали Дмитрий Ицкович (основатель и гл. редактор интернет-издания Полит.ру, организующего “Сильных тексты” - ред.), Роман Лейбов (PhD, доцент кафедры русской литературы Тартуского университета - ред.) и я. Задача состоит не только в том, чтобы филологически разобрать текст, а в том, чтобы привлечь внимание разных людей к стихотворению. Сделать так, чтобы интересно было не только филологу, но и самым разным людям. Поэтому мы зовем людей с совершенно разных сторон. В том числе, и так называемую «пытливую молодежь» (школьников и студентов, например, из нижегородской Вышки) — потому что их точка зрения оказывается для нас очень важной. Нам интересно при этом, чтобы был разговор не беспредметный и бессмысленный, а чтобы что-то новое в процессе этого разговора кто-то узнавал.

 

Е.Б.: В чем Вы видите цель обсуждения? В том, чтобы проблематизировать текст, поставить его как вопрос, или предложить интерпретации, альтернативные классическим?

О.А.: Если говорить о самой простой задаче, мы хотим обратить внимание на текст. Иногда это текст, как бывало в этом сезоне, не очень известный, и задача – сделать так, чтобы зритель что-то про этот текст узнал. Этот сезон был такой. И Ахматова, и Цветаева проходили по краям нашего обсуждения. В первом сезоне были очень известные стихотворения. Скажем, первый выпуск – это «Свеча горела» Пастернака, затем «Мы живем, под собою не чуя страны» Мандельштама или «Silentium!» Тютчева. Это тексты, которые мы читаем очень часто замыленными глазами, о чем много писал М.Л. Гаспаров. Нам хотелось освежить восприятие этих хрестоматийных текстов. Это одна из задач. Еще одна – это попытаться ответить на такой детский вопрос, на который филологи не всегда берутся отвечать: почему именно этот текст “сильный”?

 

Е.Б: Во втором сезоне, посвященном женской поэзии, вы продолжаете концепцию “сильных текстов”. В задачи семинара входит пересмотр канона женской поэзии?

О.А.: Наверное, нужно ответить, что нет. То есть мы, может быть, хотели бы это сделать, но в рамках такого короткого сериала это невозможно. Обратите внимание хотя бы на то, что у нас всего лишь одна поэтесса XIX века (Юлия Жадовская), но нет, например, Ростопчиной. Если говорить про XX век – нет Ахмадулиной, которая в канон входит и обсуждать ее было бы интересно. Нет, как мы сразу договорились, живых поэтов.

Сейчас вообще время женской поэзии. Разговаривать к нам приходят поэтки (или поэтессы - это как кому удобнее), но мы не говорим об их творчестве. Мы ставим задачу попытаться разобраться, есть ли женский взгляд на мир, который отражается в поэзии и какими средствами это достигается. Это интересно для нас. У нас есть уже идея, что это будет парный сериал: в следующем сезоне будут, скорее всего, мужские стихи о любви, т.е. будет взгляд и женщин, и мужчин.

 

Е.Б.: Ахмадулина и Ростопчина не вошли потому, что их было сложно вставить в сюжет, развиваемый в этой сезоне, или по другим причинам? Какие ограничения на Вас накладывает необходимость проведения единого сюжета?

О.А.: На самом деле, ограничение, пожалуй, в том, что семинар просто не резиновый, и невозможно всех туда запихнуть. Мы придумали сезон, набросали имена, и в этом большом списке была и Ахмадулина, и Гуро, и Мария Моравская – много поэтесс, о которых мы в результате не говорим. Мы прикидывали сразу, когда отбирали то или другое имя для нашего семинара, кто бы мог хорошо об этом стихотворении поговорить. Если очень постараться, то можно для каждого поэта найти два, три, шесть или семь человек, которые будут хорошо и интересно говорить об этих  стихотворениях, но все-таки я должен признаться, что это довольно трудная работа — подбирать людей.

Еще один существенный фактор в том, что потенциальные участники должны захотеть прийти. Мы только начинаем: я надеюсь, что определенная репутация у нас уже сложилась, нас уже знают, но, тем не менее, все равно многие люди, которым мы это предлагаем, говорят нам “мы не хотим”, “мы не будем у интернета”, “мы хотели бы говорить про этого поэта, но это стихотворение нам не нравится”.

 

Е.Б.: К слову о подборе людей, Вы выстраиваете заранее какую-то драматургию семинара? У Вас есть представление, в каком жанре говорит каждая из представленных групп и какое идеальное между ними должно быть взаимодействие?

О.А.: Конечно, мы приблизительно представляем себе, в какой манере будет говорить человек, насколько он расположен вступать в беседу с другими людьми, мы пытаемся выстраивать какой-то интересный сюжет. Далеко не всегда получалось то, что мы задумывали. Программу минимум для каждого – несколько слов, небольшой монолог – мы, наверное, выполняем, а вот для того, чтобы затеялся разговор, нужно постараться, не всегда это получается. Самое интересное в этой программе, это когда начинают летать искры – не искры ссор или несогласия, а как будто мы вдруг оказываемся на кухне и начинаются самые интересные разговоры (как, например, в дискуссии Веры Павловой и Михаила Свердлова на семинаре по Шкапской). Эти небольшие фрагменты – по 10, по 20 или даже по 5 минут – самое ценное. Но это сложно сделать.

 

Е.Б.: У меня из семинара сложилось такое впечатление о жанре, что от «пытливой молодежи» ждут скорее вопросов, нежели умозаключений. Насколько я права в этом? И еще: ставите ли Вы какие-то задачи перед поэтами и писателями? Мне показалось, что они говорят больше о том, как на их поэтику повлиял тот или иной текст или автор. Стоит ли перед ними такая задача, или им самим важно об этом говорить?

О.А: Что касается поэта в программе – то это вообще, может быть, самая важная фигура (не всегда так получается, но тем не менее). Потому что взгляд поэта на стихотворение – это всегда очень интересно. Когда поэт начинает говорить о стихотворении или о поэте, или вообще говорить – мне кажется, это очень здорово. Роман Григорьевич придумал правило, что у нас в начале программы разбираемое стихотворение читает именно поэт. То есть, может, в веках мы и не останемся, а вот это может остаться — подборка, как одни поэты читают стихи других. Мне кажется, это очень интересно и очень здорово, потому что читают они очень по-разному. Например, Всеволод Емелин читал Фета очень артистически, как актер – совершенно замечательное чтение! А Алексей Цветков, например, читал Мандельштама «Мы живем, под собою не чуя страны» совсем по-другому, и тоже прекрасно. А Вера Павлова – она почти превращается в Шкапскую, когда читает ее стихотворение. То есть что касается поэтов – мы и не должны ставить каких-то особых задач, просто мы должны их позвать, и еще нужно, чтобы в их сознании существовал диалог с поэтами, о которых мы говорим, еще до передачи.

Что касается молодых ребят –  это, пожалуй, самая сложная часть программы. Больше всего мы про это думали, когда ее готовили. Было несколько выпусков, где это было очень здорово и очень хорошо получалось. Например, в программе с Еленой Шварц. Понимаете, в чем дело: с одной стороны, не хочется играть в поддавки. Чего мы не хотим от наших молодых – чтобы они делали детальный филологический разбор текста. Все-таки мы зовем филологов высокого класса, очень опытных. И получается, что молодые, которые делают разборы, оказываются в не очень выгодной ситуации (тем более, что они в конце).

И в то же время, сказать - мы хотим только, чтобы нам задавали вопросы – тоже неправильно, потому что людям часто есть, что сказать про тот или иной текст. Скажем, в программе про Бродского участвовала Таня Красильникова – она прекрасно сделала свой кусочек. И потом – мы же зовем молодых не просто потому что хотим, чтобы было молодое лицо в кадре, чтобы оно как-то присутствовало и «отбилось» за молодежь. В идеале мы хотели бы, чтобы человек, представляющий «пытливую молодежь», рассказал, что он думает, как он воспринимает это стихотворение. Но это действительно очень трудное задание, мне кажется, потому что здесь должен быть совершенно определенный тип личности для того, чтобы сделать это было легко. К нам приходила Ася Фельдберг, школьница. Она очень непосредственно воспринимает текст. И Ася как раз идеально воплотила один из вариантов того, что  мы хотели — она говорила очень непосредственно, очень ярко. Мы, кстати, завели телеграм-канал “Сильные тексты. Сады Лицея” (это тоже идея Романа Григорьевича), где мы пытаемся обсуждать тексты с людьми, которые когда-либо к нам приходили. Мы робко надеемся, что может быть те, кого это действительно увлечет, составят нашу постоянную аудиторию.

 

Е.Б.: То есть у вас не было изначальной мысли пригласить молодых людей, чтобы привлечь молодую аудиторию? Мария Марковна, например, включила несколько выпусков Вашего проекта в план учебных курсов, то есть для студентов. Была у Вас такая задача или Вы рассматриваете его как просветительский для всех возрастов?

О.А.: В качестве программы максимум мы вообще мечтали бы о том, чтобы нас взяли вот так, как мы есть, скажем, и вставили в программу в московской Вышке, в нижегородской Вышке или еще в каком-нибудь университете, и чтобы все это стало частью университетской программы, но просто мы все, к сожалению, люди, не очень умеющие заполнять бумаги. Требуется большая работа, чтобы это все получилось.

Вообще, в наших планах это есть, да, мы бы хотели. Чем больше было бы заинтересованных людей, которые бы это все смотрели и которые бы в этом участвовали, тем больше мы были бы рады.

 

О втором (последнем на данный момент) сезоне

Е.Б.: Как возникла мысль обратиться к женской поэзии? Связано ли это с тем, что это — тема полемическая, не оставляющая равнодушными?

ОА: Это связано, но я бы сказал, что очень в малой степени, поскольку мы не очень касаемся тех тем, вокруг которых кипят споры и люди злятся друг на друга и т.д. И не потому мы не касаемся, что боимся, а просто мы, участники этой программы, более или менее единомышленники: мы считаем, что место женщины не на кухне, если она сама этого не хочет, а там, где она хочет быть. А дальше мы, если есть такая возможность, стараемся об этом говорить. Не всегда это бывает актуально – скажем, с Ахматовой можно обсуждать какие-то животрепещущие проблемы, но мне кажется просто, что это не очень интересно в ее случае. А, скажем, в случае со Шкапской это актуально, ну вот мы про это и стали говорить. Мы, конечно, в голове это держали, и это интересно, и это дает какой-то новый поворот, но острота этой темы не является для нас главной.

          

Е.Б.: А второе нововведение — построение сквозного сюжета — связано с потребностью более четкой организации семинаров, некоторой их целеустремленностью или были другие предпосылки?

О.А.: Когда первый сезон мы придумывали, мы выбрали те стихотворения, которые тем и связаны, что они все сверхизвестные. Мы выбирали самые известные и, естественно, сквозного сюжета никакого не было. А потом подумали, если у нас сериал (мы стали как бы немножко играть в сериал), давайте снимем что-то с сюжетом. Про что сняты все сериалы? Либо про преступления, либо про любовь, но про преступления немножко было бы искусственно. А про любовь естественным образом все получается. А кто про любовь рассказывает? Либо мужчина, либо женщина. Сериал про женские стихи сделать потруднее, про мужские - полегче. Давайте возьмем потруднее.

Знаете, была такая детская программа, Вы наверное ее уже не застали, она называлась «Радионяня»: коллектив радиоведущих рассказывал про русский язык, про всякое разное, поучительные всякие вещи так, чтобы было интересно детям. И там была песня, которую они пели, которая начиналась словами, которые, кажется, Успенский написал: «Хотим, чтобы всегда вам с нами было интересно! А как добиться этого, пока что неизвестно». Вот так и мы хотим, чтобы было интересно, но делать это не любой ценой.

Интересно обсуждать стихотворения, обсуждать творчество того или иного поэта. Это —  наша профессия, наша работа, мы сами этим живем и хотим, чтобы как можно больше людей к этому как-то подключилось. И все остальное – этот сериал любви и женский взгляд, и другое – просто связано с тем, что мы хотим пробовать разные формы, хотим по-разному это делать, чтобы не было все одинаково и скучно.

 

Е.Б.: Есть отличия в том, как проходят обсуждения в этом сезоне, от того, что было в прошлом? Может быть, появляются приемы, темы, которые раньше не возникали?

О.А.: Неожиданно интересными для меня стали те семинары, где речь шла о еще не устоявшихся репутациях. Понятно, что у Софии Парнок или у Шкапской есть свой круг читателей и почитателей, но нельзя сказать, что они вошли в большой канон. Если я Вас или другого студента-филолога попрошу назвать 10 русских поэтов XX века, то я почти уверен, что ни Шкапская, ни Парнок в этот список не войдут, и почти уверен, что, наоборот, Цветаева с Ахматовой в нем все-таки окажутся. Так вот, семинары о неканонических поэтах-женщинах получились самыми любопытными.

Отбирать не стихотворения, а поэтов-женщин, было труднее, чем мужчин, и это связано не с тем, что женщины пишут стихотворения хуже, чем мужчины, нет. Мне кажется, что если говорить о поэтах последнего десятилетия, я могу сразу, сходу перечислить очень большое количество прекрасных поэтов-женщин – Мария Степанова, Линор Горалик, Вера Павлова, Вера Полозкова, Ольга Седакова, конечно, Елена Фанайлова, Евгения Лавут, ну и так далее, это список можно продолжать и продолжать, а среди мужчин, может, даже труднее будет перечислить столько прекрасных поэтов. Дело вообще не в том, что женщины не умеют писать стихи, а в том, что в силу социального давления мужского общества женщины меньше писали стихи, у них меньше опыта, и они позже начали писать профессионально. Количественно женщин поэтому даже в двадцатом веке было меньше.

У нас же еще была задача выстроить этот сюжет любовный: чтобы стихотворение отражало какой-то период любовного романа, период развития отношений. Это тоже, может быть, привносило некоторые трудности. Может быть, у Шкапской, Парнок или Шварц мы бы взяли другое стихотворение, но выпало так.

 

Е.Б.: Последний, может быть, несколько этикетный вопрос: каким Вы видите будущее семинара? У Вас есть планы по изменению формата, например? Вы говорили, что Вам интересно обсуждать темные, менее известные тексты, которые неожиданно становятся интересными. Может быть, Вы планируете переключиться на них?

ОА: Вы знаете, будущее семинара и вообще такого рода начинаний зависит от реакции зрителей, слушателей, читателей, потому что совсем в пустоту что-то делать не хочется, это отнимает очень много сил. У нас есть такие “друзья семинара”. И мы, когда кончился первый сезон, всех, кто участвовал в нем, позвали поговорить о будущем нашего семинара – кто-то пришел, кто-то не пришел (как всегда), но вот, скажем, пришел один из лучших современных филологов, не только русских, но и вообще, Александр Алексеевич Долинин. Предложил нам целый список —  множество того, что можно было бы делать. У нас самих есть всякие-разные идеи. Все это во многом все-таки будет зависеть от того, как нас будут воспринимать, как это все будет дальше смотреться, читаться.

 

Материал подготовили выпускницы 2020 года Мария Фадеева и Елизавета Бурденева