Мировосприятие меняется, потому что ты работаешь с прекрасным
В конце первого модуля магистранты 2 курса программы «Современные филологические практики: поэтика, интерпретация, комментарий» вместе с преподавателем дисциплины «Музеи и цифровые культуры» Нелли Борышневой посетили VR-экспозицию по картине К. Маковского «Воззвание Минина» в отделе зарубежного искусства Нижегородского государственного художественного музея. Студентам удалось поговорить о профессиональных навыках, работе с живописью и современных художниках с искусствоведом, заведующим отделом зарубежного искусства НГХМ Сабиной Мельник.
— Как вы думаете, какими качествами должен обладать идеальный работник в музейной сфере?
— Во-первых, стрессоустойчивость. Во-вторых, это человек, который должен все время хотеть учиться, узнавать что-то новое. У него должен быть механизм быстро что-то выучить, быстро что-то освоить. Да, конечно, у нас есть профильное образование, но ты не можешь всё знать про искусство, которое к тому же развивается. То есть нужно быстро суметь глубоко погрузиться в тему, чтобы ты смог действительно понять этого художника и смог его показать так, как это должно быть. Кроме того важна коммуникабельность, поскольку приходится много взаимодействовать и общаться с людьми.
— Сабина, какие этапы работы остаются за кадром? Какой из них самый энергозатратный?
— Самый энергозатратный – это составление документов и их вычитка. Это первое. А второе, процесс монтажа выставки, когда на площадку привозят картины, потому что ты должен руководить всем: приехали хранители, приехали реставраторы, коллекционеры, и ты должен суметь организовать процесс.
— А самое интересное?
— И оно же самое интересное.
— Хорошо, спасибо. Как искусство может повлиять на восприятие реальности? Исключительно Ваше мнение.
— Вообще искусство — это художественное переосмысление реальности. И очень интересно смотреть, например, на картины. Ты смотришь на какое-то событие не своими глазами, а глазами художника. И это очень интересно, потому что эти фильтры у каждого художника свои. Каждый художник по-своему преподносит тот или иной сюжет, например, «Рождество Христово». Интересно наблюдать и для себя открывать разные взгляды.
— Хорошо, спасибо. Как искусство может повлиять на восприятие реальности? Исключительно Ваше мнение.
— Вообще искусство — это художественное переосмысление реальности. И очень интересно смотреть, например, на картины. Ты смотришь на какое-то событие не своими глазами, а глазами художника. И это очень интересно, потому что эти фильтры у каждого художника свои. Каждый художник по-своему преподносит тот или иной сюжет, например, «Рождество Христово». Интересно наблюдать и для себя открывать разные взгляды.
– Думаю, что в этом плане литература и живопись перекликаются. Спасибо. Сабина, готовясь к этому интервью, мы узнали, точнее, прочитали в интернете, что вы окончили училище Олимпийского резерва, а потом уже поступили в НГЛУ им Н.А. Добролюбова. Как вообще вы пришли к тому, что поступили на искусствоведческую специальность после училища Олимпийского резерва? Почему такой выбор?
– Если кратко, то раньше после того, как мы оканчивали школу или училище, все девочки моей команды по водному поло шли в «Иняз» почему-то на туризм. И мы с сестрой тоже решили пойти за компанию. Я наивно полагала, что мы будем изучать многое о путешествиях в разные страны, а оказалось, что главные предметы там - экономическая теория и менеджмент. Один год мы проучились. Я понимала, что с трудом справляюсь. Плюс ко всему в училище олимпийского резерва, чтобы спортсмен мог тренироваться два раза в день, в 11 классе у нас было всего по 4 урока в день, мы не были заинтересованы в учебе. В конечном итоге я пришла к декану и сказала: «Умоляю, переведите меня хоть куда-нибудь, например на культурологию», потому что мне казалось, что гуманитарная наука – это легко. Он говорит: «Культурологии нет, есть искусствоведение». На тот момент я была далека от искусства, но подумала: «Ладно, лучше искусство, чем экономическая теория». И на первой же лекции я сидела, открыв рот, и поняла, что всё, я остаюсь. И до сих пор я не утратила этот интерес, я получаю удовольствие от каждого дня на работе.
– Интересный путь. А что именно вас привлекает в живописи зарубежья, Франции? У вас же есть специализация «французская живопись».
– Да, я люблю французское искусство, оно самобытное, уникальное, но я его не выбирала. Так получилось, что мне выпало заниматься им в музее. А вообще в живописи меня привлекает, особенно в голландском искусстве, какая-то невероятная глубина видения, то есть трактовки. Это не просто картины, огромные смыслы вложены в каждый предмет, в каждого героя, в каждую деталь, элементы. Я восхищаюсь голландским искусством, потому что осмысление всего происходящего и вкладывание смысла в каждую деталь увлекает очень сильно.
– Спасибо. Интересно тогда узнать про стажировку во Франции. Чем больше всего запомнилась работа с французскими коллегами и что нового благодаря этой работе вы принесли в НГХМ? Или просто в свою работу?
– Я ездила туда с практической целью получить информацию о конкретном художнике. Меня вводили в фонды, показывали документацию. Я все это сканировала, собирала, изучала. Но плюс ко всему мне удалось кое-что найти случайно. Я не планировала этого делать. В коллекции НГХМ находится картина Огюста Ренуара "Женщина, смотрящая на птичку". Но птички там никакой нет. Коллеги, работавшие до меня, выяснили, что часть картины, была обрезана. Как они об этом узнали: в музее Орсе находится большое полотно художника Фредерика Базиля, друга Ренуара. На нем изображена мастерская художника, на стенах которой висят разные картины, в том числе и наша, еще не обрезанная. Но почему Ренуар её обрезал, мы не знали. А вот там в музее Орсе, у них в архиве я нашла письмо друга Ренуара, который объясняет, почему тот её обрезал. Это был его первый эксперимент с большим форматом, с обнажённой натурой. И эту работу не приняли на конкурс в Парижский салон. Он расстроился и так поступил. Интересная история. Ну а так вообще просто большой опыт интересного взаимодействия: в принципе мы наладили контакт, то есть мы планировали дальше как-то вместе работать. В силу определенных обстоятельств пока это невозможно. Так что я удостоверилась, что у нас ничуть не хуже построена работа, ничуть не менее продуктивно.
– Есть ли у вас любимая выставка из тех, что вы курировали? Что бы вы хотели привезти в Нижний Новгород или организовать в будущем?
– Да, «Русская ярмарка». Именно любимая. Я не была куратором, я была координатором выставки, а куратором был Аркадий Викторович Ипполитов. Он был хранителем итальянской живописи в Эрмитаже. И он с коллегой приезжал прошлым летом, и мы ходили по разным музеям, отбирали работы. Он говорит, нужно, чтобы обязательно на выставке была икона Макария Желтоводского, потому что он покровитель Нижегородской ярмарки. Каждый год перед открытием ярмарки у его иконы служили молебен и просили об успешной торговле. Мы ходили по музеям, выбирали, и Аркадий Викторович говорит: «Давайте съездим в Нижегородский Печерский монастырь. Там находится икона кисти Симона Ушакова, 1661 года». Мы приехали, в храме было темно, а икона находилась еще и под стеклом, и далеко. Аркадий Викторович переступает через порог, и сразу говорит: «Это она! Она точно должна быть в экспозиции! Она будет экспонатом номер один!». И он целый час вокруг нее ходил, смотрел, мы пока договаривались с настоятелем о возможности выдачи ее на выставку. И вот, когда мы всей нашей группой вышли из монастыря, Аркадий Викторович остановился и сказал: «Коллеги, я прошу меня извинить, можно я пойду еще раз на нее посмотрю?» (а идти было довольно далеко, через весь монастырь). И он ушел смотреть. В этот момент коллеги мне сказали, да Аркадий – искусствовед номер один сейчас, он лучший куратор в России на данный момент. Я это и так понимала.
И потом, например, мы ехали куда-то в машине или сидели в ресторане, обедали, мы говорили на совершенно такие обычные темы, сколько стоит бензин условно. А он, Аркадий Викторович, всегда молчал, говорил только иногда: «Коллеги, а как вы думаете, если вот того Кустодиева с Репиным из Третьяковки соединить, как это будет?» То есть он всем этими жил, но 4 декабря, он, к сожалению, ушел из жизни, и вся эта выставка была посвящена ему, его памяти. И он на меня произвел огромное впечатление, и поэтому, наверное, запомнилась именно эта выставка.
– Сабина, скажите, есть ли что-то, что вы мечтаете организовать в будущем? Очень хочется, но пока почему-то не получается?
– Ну да, я мечтаю организовать какую-то масштабную выставку с крупнейшими европейскими музеями, чтобы они нам предоставили свои работы, например, голландское искусство или итальянское искусство 16-17 веков. Такую крупную, хорошую, серьезную выставку с научной точки зрения, чтобы это был блокбастер из блокбастеров именно в доме Сироткина.
– Что вам как профессионалу дает погружение в искусство и меняется ли мировосприятие при этом?
– Трудно сказать. Я вообще живу, мне кажется, в этом искусстве, потому что мы его изучаем. У меня уже нет какой-то грани между реальностью и искусством. Не то чтобы я пришла в музей, это для меня событие. Нет, я же каждый день с этим работаю. Не знаю даже. Мировосприятие меняется, потому что ты работаешь с прекрасным, ты каждый раз на какой-то новый уровень поднимаешься, именно наслаждаешься красотой, изучаешь красоту, это вообще супер. Такая эмоциональная разгрузка.
– А зачем современному человеку ходить в музеи и вообще изучать живопись? Нужно ли сейчас готовиться перед посещением выставки?
– Обязательно нужно готовиться, потому что даже мы, искусствоведы, иногда приезжаем в другие музеи, и мы всё равно берём экскурсию, потому что мы, например, про конкретно эти предметы можем что-то не помнить. И Мне кажется, что каждому человеку обязательно нужно ходить в музей, потому что это очень сильно, очень существенным образом развивает в тебе новые качества и новые способности по всем фронтам, во всех смыслах этого слова. Ты открываешь для себя какую-то новую вселенную, настолько она глубокая, ёмкая и настолько она многосоставная. Ты просто обкрадываешь себя, если ты этого не делаешь.
– Последний вопрос. Каково будущее современного искусства и музейного дела? И вообще есть ли оно?
– Будущее есть, но очень давно уже назрела огромная проблема в том, что некоторые искусствоведы и вообще люди считают, что современное искусство — это не искусство. Где грань между искусством и просто фабрикой идей? Там уже нет художественной составляющей. Там просто есть идея, велосипед. Что-то они придумали, и на этом всё. Поэтому я думаю, что будущее в том, что современное искусство обретет свои четкие критерии и, как говорила великая Ирина Александровна Антонова, у современного искусства будет свое название. Потому что, зачастую, предметы современного искусства — это творческая деятельность, безусловно. Но художественная ли, это большой вопрос.
Авторы статьи - Дарья Маратканова и Ксения Мельникова, студентки 2 курса программы «Современные филологические практики: поэтика, интерпретация, комментарий»