Эксцентрик в науке
По программе профессорского обмена в нижегородский кампус ВШЭ приехал профессор Лейпцигского университета Эльмар Шенкель. В своем интервью профессор Шенкель рассказал, чем его удивляют русские студенты, что связывает гуманитариев со специалистами технических профессий, и раскрыл секрет лабиринта в своем доме.
Профессор Лейпцигского университета Эльмар Шенкель читает курс лекций на английском языке студентам гуманитарного факультета НИУ ВШЭ – Нижний Новгород. Кроме этого, в рамках проекта «Научный четверг», господин Шенкель провел открытую встречу на тему «Эксцентрики в науке».
Своим слушателям немецкий профессор рассказал о мыслителях разных культур и эпох, которые славились своими нетрадиционными подходами и взглядами. По его мнению, сама наука не всегда соотносится с повседневностью и жизненным опытом и способствует тому, что среди ученых так много «белых ворон». Несмотря на то, что шарлатанство и заблуждения представляют собой опасное искушение, не стоит забывать о том, что безумные на первый взгляд идеи часто становятся импульсами для новаций в науке: от Ньютона и Сведенборга до Чарльза Бэббиджа и Хуго Кюкельхауса.
Самого немецкого профессора никак нельзя назвать обыкновенным. Эльмар Шенкель признается, что его всегда считали эксцентричным, и ему это очень нравится.
Я любил читать с детства. Наверное, мне это нравилось, потому что это был способ скрыться от реальности: воображаемые миры, новые измерения. Теперь я понимаю, что литература - это не уход от реальности, а погружение в нее. Сначала это были сказки братьев Гримм, потом арабские сказки, пожалуй, вот с них и началось мое погружение в мировую литературу. Я родился в небольшой католической деревеньке, и там была библиотека, которая долгое время была моим основным источником знаний. Первые деньги я стал зарабатывать в 16 лет, и все их тратил на книги. Сейчас я живу в собственном доме, и в подвале, где обычно хранят вино, у меня настоящий лабиринт из книг, библиотека, в которой можно заблудиться. Есть там и книги русских писателей.
Я веду список прочитанных книг и всегда могу сказать, в какое время и что именно прочитал. Русская литература для меня началась с Толстого, Чехова, Гоголя, Достоевского. Наверное, также как и для всех.
У меня не так много времени читать современные книги, в основном я читаю классику: русскую, английскую, французскую, немецкую. Я слышал про Пелевина, Сорокина. Они даже есть в моем книжном лабиринте, но пока просто не хватило времени до них добраться.
Как Вам кажется, накладывает ли на человека определенный отпечаток образование, которое он получил? И продолжается ли противостояние, которое во времена Вашей молодости был известен как спор «физиков» и «лириков»?
По большому счету, никакого непроходимого барьера между точными и гуманитарными науками нет. И моя последняя книга, которая называется «Демон Кеплера», как раз посвящена мыслям о том, что вообще-то ученые, занятые точными науками, тоже используют свое воображение. Студентам своим я все время пытаюсь внушить, когда они с грустью вспоминают, как мучились в школе с математикой, что точность необходима и в гуманитарных науках. И моя задача - снизить барьер, который разделяет две эти, казалось бы, непроходимые сферы. Да, безусловно, гуманитарии больше интересуются внутренним миром, тогда как тех, кто занимается точными науками, больше интересует мир внешний. Задача гуманитариев - обращать внимание всех ученых на то, что их открытия могут иметь самые неожиданные последствия. Например, напоминать им о таких книгах, как Франкенштейн, чтобы не уносились слишком далеко в своих экспериментах.
Честно признаюсь, меня просто поразил уровень знаний ваших студентов-филологов. Задаю вопросы о мировой литературе, мифологии - они знают ответы. В Германии – нет. Там нет такой широкой образованности. В Германии студента могут ввести в ступор вопросы, кто такой Сервантес, Гете, Данте - они не знают. Что уж говорить о русской литературе, когда они не знают немецкую. А ваших спрашиваешь о немецкой - они знают! Пусть не все пока читали, но в именах и сюжетах ориентируются свободно, и это делает им честь. Есть очень яркие студенты, которые даже заставили меня задуматься, а правильно ли я сделал, что приехал их учить, может быть, мне самому еще нужно доучиться?
Что касается общения, проблем практически не возникает. Ребята не стесняются выражать свои мысли, мы прекрасно друг друга понимаем. Бывает, иногда подводит фонетика, но на то мы и филологи, чтобы в любом случае найти общий язык.
Вы читали лекцию на тему «Эксцентрика в науке», а Вы сами - эксцентричный человек?
Я всегда себя чувствовал эксцентриком, всегда занимался тем, что мне интересно и это не всегда совпадало с мнением внешнего мира. Моя учеба в Марбургском университете, в 70-е годы прошлого века, пришлась на время левых радикальных идей, революции среди студентов. Тогда даже учебная программа поменялась, надо было читать Брехта и не читать Гете. Я люблю Брехта, но не хочу, чтобы диктовали, кому из авторов я должен или не должен отдавать предпочтение.
Позднее, когда я стал заниматься наукой, то писал о тех авторах, которых никто не знал. Но самое главное, что мне это было и есть интересно.