Тема 10.4.4. За пределами нормы: Каламбур

Каламбур (франц. calembour). — Под каламбуром понимают игру слов, основанную на смысловой коллизии разных значений того же слова или разных слов вне какой-либо логической связи с целью создания комического эффекта в окказиональном словоупотреблении. Напр. Приятно поласкать дитя или собаку, но всего необходимее полоскать рот (Козьма Прутков); Заря подобна прилежному ученику: она каждое утро занимается (журнал «Сатирикон»).

Рассмотрим наиболее характерные случаи.

(i) Обыгрывание регулярной многозначности. В отличие от практической коммуникации, по обыкновению избегающей неоднозначности, каламбур обыгрывает регулярную многозначность полисемичного слова вопреки известному предписанию из области коммуникативной деонтологии: «в норме каждое многозначное слово используется в высказывании в каком-то одном из своих значений» (Ю. Д. Апресян). Так, во всяком случае, обстоит с глаголом доходить в анекдоте про легендарного советского разведчика: Письмо из Центра не дошло до Штирлица. Прочитал еще раз: опять не дошло(sic!). В первом употреблении актуализации подлежит ‘дойти’₁ «быть доставленным» (в контексте «письмо из Центра»), во втором – ‘дойти’₂ «разг. понять» (в контексте «прочитал еще раз»). Необходимым и достаточным условием каламбура здесь служит не сама по себе возможность двойного толкования, так или иначе регламентированная в языке, а парадоксальное, неожиданное для слушателя столкновение разных значений в пределах того же высказывания. Комический эффект задается при этом как эффект обманутого ожидания, как неожиданное открытие языковой многозначности.

(ii) Обыгрывание окказиональной многозначности. Помимо системной полисемии, обыгрываться в окказиональном словоупотреблении может и нерегулярная многозначность. В качестве примера возьмем такой разбираемый Фрейдом случай. До обручения с будущей невестой шадхен заверяет жениха, что отца девушки нет в живых; после обручения выясняется, что отец жив и отбывает тюремное наказание. На упреки жениха шадхен возражает: А что я вам говорил. Разве это жизнь? «Двусмысленность заключается, – поясняет Фрейд, – в слове “жизнь”, и передвижение состоит в том, что шадхен переходит от обычного смысла, противоположностью которого является “смерть”, к тому смыслу, который имеет это слово в обороте речи: “Это – не жизнь”» (Фрейд 1998: 65). Другими словами, в каждом употреблении обыгрываемого слова реализуется какое-то одно значение: ‘жизнь’₁ «биологическое существование» в понимании жениха, ‘жизнь’₂ «благополучие» в понимании шадхена. Причем необходимым и достаточным условием каламбура является как раз столкновение этих значений – системного в первом случае, индивидуально-личностного во втором.

(iii) Обыгрывание сходства по звучанию. Каламбур строится, кроме того, и на омонимии, частичном или полном сходстве по звучанию, с целью окказионального переосмысления нормативного значения согласно требованиям прагматического контекста. В черновом наброске знаменитой повести Гоголя «Шинель» первая фраза снабжена таким звуковым каламбуром: В департаменте податей и сборов, который, впрочем, иногда называют департаментом подлостей и вздоров. Излишне говорить, что между рус. подать и подлость, сбор и вздор нет никакой этимологической связи. Означающие сближаются исключительно по звуковой аналогии; но этого достаточно, чтобы от сходства по звучанию заключить к сходству по значению ad hoc: подать @ подлость, сбор @ вздор. Оправданием тому служит и заявленное, ненароком обнаруженное (во время, остающееся между службой и вистом) «этимологическое подобие слов». Во второй черновой редакции к этому каламбуру делается приписка: Да не подумают, впрочем, читатели, чтобы это название основано было в самом деле на какой-нибудь истине – ничуть. Здесь все дело только в этимологическом подобии слов. Вследствие этого департамент горных и соляных дел называется департаментом горьких и соленых дел. Много приходит на ум иногда чиновникам во время, остающееся между службой и вистом (цит. по Эйхенбаум 1919: 155).

Больше того, ради достижения комического эффекта сталкиваться и противопоставляться в окказиональном словоупотреблении могут даже случайно совпадающие формы: например, означающие дуло₁ и дуло₂в анекдоте про советского разведчика Штирлица: За окном дуло. Штирлиц закрыл окно – дуло исчезло. В первом употреблении это глагол в значении «веять, нести струи воздуха, обдавать холодом», во втором – имя существительное в значении «выходное отверстие канала ствола огнестрельного оружия». При этом доставленное каламбуром удовольствие основывается как раз на коллизии случайно совпадающих форм вне какой-либо существующей между ними смысловой связи.

(iv) Обыгрывание ближайшего этимологического значения. Этимологическое значение может обыгрываться в каламбуре двояким образом: либо путем буквального осмысления внутренней формы слова, либо путем решительного ее опровержения в актуальном словоупотреблении. В качестве примера возьмем опять-таки излюбленные Гоголем каламбуры этимологического рода.

1) …если бы не было разных бедствий, рассыпанных на жизненной дороге не только титулярным, но даже тайным, действительным, надворным и всяким советникам, даже и тем, которые не дают никому советов, ни от кого не берут их сами («Шинель»). Образуемый по паратаксису контекстуальный класс задается изначально как перечисление чинов из табели о рангах, а затем наряду с титулярными, тайными, действительными и надворными советниками включает сюда вопреки ожиданиям всяких советников вообще и даже тех, которые не дают никому советови ни от кого не берут их сами. Необходимым и достаточным условием каламбура здесь служит, как видно, неожиданно подмеченная аналогия по якобы случайно пришедшему на ум квалифицирующему признаку, лежащему в основе именования: /советовать/. Так приводится к абсурду знаменитое изречение Кратила: «…кто знает имена, тот знает и вещи».

2) Фамилия чиновника была Башмачкин. Уже по самому имени видно, что она когда-то произошла от башмака; но когда, в какое время и каким образом произошла она от башмака, ничего этого неизвестно. И отец, и дед, и даже шурин, и все совершенно Башмачкины ходили в сапогах, переменяя только раза три в год подметки(«Шинель»). Каламбур строится путем обыгрывания «говорящей» фамилии, входящей в противоречие с фактическим положением вещей. Вопреки заявленному во внутренней форме имени прототипическому значениюБашмачкины, оказывается, никогда не носили башмаков, а только сапоги. Следовательно, Башмачкиным, в этом состоит парадокс каламбура, подходит по праву скорее фамилия Сапожниковили Сапожков.

(v) Алогичные сочетания. Каламбур создается, кроме того, и путем нарушения логической связи между частями суждения. В качестве примера логически безупречной нелепицы возьмем такое высказывание из повести Гоголя «Шинель»: …шинель нужно будет снести к Петровичу, портному, жившему где-то в четвертом этаже по черной лестнице, который, несмотря на свой кривой глаз и рябизну по всему лицу, занимался довольно удачно починкой чиновничьих и всяких других панталон и фраков, – разумеется, когда бывал в трезвом состоянии и не питал в голове какого-нибудь другого предприятия.

Основанием мнения здесь служат с очевидностью не человеческие, а исключительно профессиональные качества Петровича как портного, к которому Акакий Акакиевич обращается с заказом на пошив шинели. Вместо прямого ответа на вопрос, каким портным, хорошим или плохим, является Петрович, нам поначалу разъясняют, как его найти, а затем лишь говорят, что починкой чиновничьих и всяких других панталон и фраков Петрович занимался довольно удачно, несмотря на свой кривой глаз и рябизну по всему лицу(sic!); да и то, когда был в трезвом состоянии и не питал в голове какого-нибудь другого предприятия.

Понимание предикатных дескрипций кривой глаз, рябизна по всему лицу, занимался довольно удачно починкой чиновничьих и всяких других панталон и фраков, бывал в трезвом состоянии, не питал в голове какого-нибудь другого предприятия не требует особых усилий, но совместная их интерпретация в высказывании может оказаться затруднительной. Сообразуясь с прагматической установкой, читателю, как и Акакию Акакиевичу, надлежит в первую очередь установить, насколько означенные свойства удовлетворяют предъявляемым к профессии требованиям, проверить их на соответствие, пусть и частичное, некоему усредненному нормативу, а затем только решать, можно ли доверить пошив шинели такому портному, как Петрович.

Безусловно, в модусе долженствования заявленные свойстваквалифицируются в основном как недостатки: константные в случае слепоты на один глази рябизны, переменные в случае пьянства и тяги к отвлеченным размышлениям. Но за отсутствием выбора довольствоваться можно и частичным соответствием. Подмеченные недостатки, пусть и умаляют, но не отменяют вовсе достоинства. В суждении с уступительным оборотом несмотря наПетрович признается все-таки портным, довольно удачно занимающимся починкой панталон и фраков. В приложении к осуществляемому действию парадоксально выглядит, пожалуй, только, в этом суть каламбура, предикатная дескрипция рябизна по всему лицу как не имеющая, в сущности, никакого касательства к качеству исполняемого заказа. Комический эффект каламбура возрастает при этом тем больше, чем больше алогичное сочетание слов прячется за строго-логическим синтаксисом и отвлекающими внимание подробностями: «…каламбур не выставлен напоказ, а наоборот – всячески скрыт, и потому комическая его сила возрастает» (Эйхенбаум 1919: 156).

(vi) Взаимная аналогия. Каламбур может выстраиваться, кроме того, и по правилам взаимно-однозначного соответствия, то есть такого соответствия, когда некоторый объект A ставится в соответствие некоторому объекту B, а некоторый объект B ставится в обратном порядке в соответствие некоторому объекту A.

В качестве примера возьмем такое высказывание: Ну что это за цирк? Это бордель какой-то, а не цирк. Вот у моего дяди в Жмеринке был бордель, так это был цирк!(цит. по Зализняк 2006: 26). Эффект каламбура создается путем взаимной аналогии, путем обращения сопоставленных объектов в противоположность. Сначала цирк подводится под понятие «бордель», затем бордель подводится под понятие «цирк» по формуле вида: еслиA имеет признаки x₁, x₂, x₃, x_n, по которым его можно уподобить B, то и B имеет признаки y₁, y₂, y₃, y_n, по которым его можно в свою очередь уподобить A.

Для простоты изложения рассмотрим последовательно обе части рассуждения.

I. Это бордель какой-то, а не цирк. Высказывание образуют, по сути, два связанных между собой категорических суждения: (1) цирк – это не цирк, (2) цирк – это бордель. Поскольку в отношении второго употребления лексемы цирк действует оператор отрицания, суждение (1) принимает вопреки непреложному закону тождества вид контрадикторного суждения: цирк – это не цирк. Отрицание тождества оборачивается дезидентификацией: цирк есть не-цирк. За дезидентификацией следует псевдоидентификация: цирк – это бордель на основе такой весьма достоверной прагматической пресуппозиции: означенный цирк не соответствует нормативным требованиям, которым должен удовлетворять по определению данный вид зрелищного предприятия, а характеризуется, напротив, какими-то иными свойствами, по которым его можно квалифицировать в метафорической проекции в терминах, подходящих скорее для борделя.

 II. Вот у моего дяди в Жмеринке был бордель, так это был цирк!В отличие от предыдущего случая, идентифицируемому объекту не только не отказывают в полноте необходимых свойств, по которым квалифицируют обычно данной вид заведения, но и наделяют вдобавок свойством, более всего подходящим для другого вида заведения. В компаративном определении дядин бордель в Жмеринке обладает прототипическими свойствами цирка, в этом состоит парадокс каламбура, в несравнимо большей степени, чем упомянутое ранее заведение под названием «цирк».

В обоих случаях комический эффект основывается, таким образом, на употреблении одних и тех же слов попеременно то в прямом, то в переносном значении: ‘цирк’₁ «зрелищное предприятие» vs ‘цирк’₂ разг. «парадоксальная и потому смешная ситуация», ‘бордель’₁ «дом терпимости» vs ‘бордель’₂ разг. «безобразие, беспорядок».

(vii) Истолкование образных выражений ad verbum. Условием достижения комического эффекта может служить и буквальное осмысление образных выражений в рамках фундаментального различия: «буквальный» vs «фигуральный». Показательным тому примером является, в частности, такая фраза В. Маяковского: А теперь буржуазия! / Что делает она? / Она ― / из мухи делает слона / и после продает слоновую кость.

Ради простоты изложения перефразируем ее в виде двух последовательно связанных между собой суждений в отношении причинно-временной связи: (1) Буржуазия делает из мухи слона и (2) Буржуазия продает слоновую кость. В отдельности эти суждения корректны, а вместе взятые парадоксальны. Во-первых, в силу буквального толкования фразеологического оборота делать из мухи слона; во-вторых, в силу установленной между совершаемыми действиями причинно-временной связи: теперь (t₀) делает из мухи слона – после(t₁) продает слоновую кость.

Дефразеологизация оборачивается в итоге абсурдом.

(viii) Окказиональное преобразование устойчивого словосочетания. Условием каламбурного обыгрывания слов может служить и окказиональное преобразование устойчивых словосочетаний. В качестве примера возьмем преобразование французского оборота tête-à-tête «тет-а-тет» («наедине») путем замены t-(tête«голова») на b-(bête«скотина») во фразе: Я ездил с ним tête-à-bête. В таком виде фраза может означать, по Фрейду, только: Я ездил tête-à-tête с X, и этот X – глупая скотина. Но сказать так – неостроумно. «Острота получается лишь в том случае, когда “глупая скотина” опускается и взамен этого одно tête превращает своеt-в b-, причем благодаря этой незначительной модификации первоначально подавленное слово “скотина” опять-таки получает свое выражение». В определении Фрейда, это «сгущение с незначительной модификацией» (Фрейд 1998: 26).

Аналогично обстоит, похоже, и с преобразованием устойчивого оборота ахиллесова пята во фразе, сказанной Гейне в отношении Альфреда де Мюссе, человека достойного, но не лишенного недостатков: Тщеславие – одна из четырех его ахиллесовых пят. В изложении Фрейда незначительная модификация состоит в том, что вместо одной «ахиллесовой пяты» у некоего Xобнаруживают сразу четыре. А поскольку четыре пятки (ноги) имеют по определению только животные, приведенная фраза означает: если не обращать внимания на тщеславие, X – выдающийся человек, но я его не люблю: для меня он скорее животное, чем человек (Фрейд 1998: 26–27).

Среди основных требований, предъявляемых к каламбуру, отметим:

• Каламбур – разновидность языковой игры.

• В каламбуре осознанно и намеренно обыгрываются как «забавная ненормальность» (В. З. Санников) некоторые как бы случайно подмеченные «странности» языка – асимметрия языкового знака, омонимия и полисемия, паронимия, иносказание, осциллирующие значения, окказионализмы, аллитерации, звуковые ассонансы, несоответствие между значением слова и его внутренней формой и т. п.

• Каламбур облекается в форму парадоксального суждения.

• Каламбур отступает от принципов так называемого кооперативного общения.

• Каламбуру свойственны функции, присущие языковой игре, – развлекательная, психотерапевтическая, камуфлирующая, поэтическая.

• Понимание каламбура возможно только при условии понимания способов его создания.

• Наградой за удачный каламбур служит комический эффект, точнее, доставленное им удовольствие.