Тема 5. Герменевтические аспекты коммуникации

1. Понимание (subtilitas intelligendi)

2. Истолкование (subtilitas explicandi)

3. Применение (subtilitas applicandi)

4.Вопросы и задания

5. Рекомендуемая литература

    Приложение I. Герменевтический круг как процедура понимания и истолкования

Смежные понятия

интерпретация

истолкование

герменевтический круг

проблемные высказывания

загадка

аномалия

□ Герменевтика ‒ искусство (наука) толкования

С герменевтикой связывают обычно теорию и практику толкования священных, философских, юридических, литературных и прочих семиотических произведений. В предельно общем виде это правила и процедуры понимания и истолкования, а в частном – применение этих правил и процедур в приложении к какой-то области знания. Именно установка на понимание, присущая всем отраслям знания, позволяет говорить о герменевтичности всех наук и тем самым преодолеть разрыв между науками о культуре и природе.

Исторически герменевтика восходит к христианской экзегезе, призванной толковать Священное писание в согласии с догматами Церкви. Задача такого толкования – не только показать, как Новый завет соотносится с Ветхим заветом, буквальный смысл с духовным смыслом, но и по возможности прояснить темные места, устранить противоречия, которыми изобилуют библейские тексты. С этой целью отцы церкви, в том числе Ориген, Климент Александрийский, Фома Аквинский, Августин, формулируют ряд постулатов и правил вывода смысла. Но подлинно герменевтическую науку, общую герменевтику, основывает, по определению В. Дильтея, Фридрих Шлейермахер (1768‒1834).

Собственно герменевтическими факторами коммуникации можно признать такие установки герменевтики, как subtilitas intelligendi «понимание», subtilitas explicandi «истолкование» и subtilitas applicandi «применение». Эти установки тесно связаны между собой, поскольку понимание является истолкованием, истолкование – эксплицитной формой понимания, а понимание – применением к прагматической ситуации, в которой находится интерпретатор.

Остановимся подробнее на этих установках.

1. Понимание. С проблемой понимания сталкиваются, причем независимо от специфики изучаемого предмета, разные отрасли знания: лингвистика, литературная критика, психоанализ, юриспруденция, философия... Вопросы, связанные с пониманием, возникают даже в повседневном общении, когда хотят уяснить намерения собеседника по жестам, мимике и модуляциям голоса. И разного рода вербальные и мимические движения, случайная реплика, оговорка или брошенный украдкой взгляд, говорят порой больше, чем желает того говорящий.

Разумеется, сложность того, что требуется понять, различна; и в специально-научном анализе требуется больше специальных знаний, чем в повседневном межличностном общении. Но какой бы не была область применения, проблема остается сходной: что и как надо понимать?

Ф. Шлейермахер определяет понимание в плане целесообразности: «…я не понимаю того, в чем не вижу необходимости, и что не могу построить». Понимание должно осознавать, что его направляет, а осознавать оно себя начинает, когда сталкивается с каким-то проблемным высказыванием, требующим осмысления. За отсутствием особо оговоренных инструкций гарантировать правильное понимание может лингвистический и/или прагматический контекст. Ибо, как гласит правило «технической» интерпретации Ф. Шлейермахера, каждое слово должно пониматься на основе ближайшего своего окружения. Например, в Евангелии от Матфея Христос говорит Петру: ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее (Мф 16, 18). Нельзя не задаться вопросом, почему апостол Петр уподобляется камню. Такая аналогия объясняется, очевидно, не только напрашивающейся звуковой аналогией^[1], но и предшествующим контекстом. В изложении Л. П. Карсавина означенное высказывание можно понять из происшествия, о котором в Евангелии говорится на предшествующей странице (Мф 14, 25‒31). Плывшие ночью по морю в лодке ученики увидели Христа, Который шел к ним прямо по воде. Из всех бывших в лодке учеников один Петр захотел идти навстречу по воде, но, испугавшись, стал тонуть. Вскоре после этого Христос и сказал: ты – камень, а затем добавил: на сем камне Я создам Церковь Мою.

Понимание может обернуться недопониманием, разумение – недоразумением, reading – misreading (У. Эко). В пределе здесь возможны два крайних случая: либо переоценка, либо недооценка каких-то излагаемых в сообщении фактов. Например, стремление пояснить «трудные» места может привести к обратному результату. Как остроумно замечает И. Кант, «некоторые книги были бы ясными, если бы их не старались сделать слишком ясными» (Кант). Причиной непонимания может оказаться, кроме того, и недооценка простых вещей. По Ф. Шлейермахеру, понимание затрудняется, а некоторые места становятся невнятными, за отсутствием должного внимания к простым вещам: «…некоторые места являются трудными только потому, что не были поняты более простые». Самые что ни на есть «простые» места могут к тому же сослужить дурную услугу по той причине, что кажутся чересчур простыми. Перифразируя Л. Витгенштейна, можно, как это ни парадоксально, сказать, что нечто важное упускается из виду лишь потому, что находится «на виду».

Как бы то ни было, понимание начинается с «набрасывания смысла»: «…тот, кто хочет понять текст, постоянно осуществляет набрасывание смысла» (Х.-Г. Гадамер). Предварительный «набросок смысла» есть не что иное, как гипотеза в виде более или менее правдоподобной догадки, как надобно понимать. Основным условием ее выдвижения признается предвосхищение смысла: «…этот первый смысл проясняется ˂…˃ лишь потому, что мы с самого начала читаем текст, ожидая найти в нем тот или иной определенный смысл» (ibid.). Так понимание становится отчасти «предпониманием» (М. Хайдеггер), «антиципацией смысла» (Х.-Г. Гадамер).

2. Истолкование. Понимание переходит в толкование, когда смысл высказывания нельзя вывести непосредственно из значения образующих его слов, когда наряду со знанием значения слов, отраженного в словаре, требуется еще и знание условий их употребления в данной коммуникативной ситуации. И можно, в сущности, сказать: Я понимаю, что ты говоришь, но никак не пойму, что ты хочешь этим сказать или спросить: что ты имеешь в виду? что ты подразумеваешь? к чему ты это говоришь?

Истолкование направлено на прагматический смысл. К нему прибегают, когда «необходимо не только понимание значения полученного сообщения, но и его интерпретация, расшифровка» (Н. Д. Арутюнова). Пытаясь понять слова, употребленные в прямом значении, гоголевский персонаж Подколесин переспрашивает: Как это пошли вон? Что это значит пошли вон? Если понимание языкового выражения обеспечивается семантической компетенцией, то есть знанием значения слов и предложений, то в истолковании требуется еще и участие прагматической компетенции: знание механизмов употребления слов и предложений в непосредственно данной прагматической ситуации. Поэтому, заключает Н. Д. Арутюнова, объект понимания – величина постоянная; интерпретация же направлена на переменный коммуникативный смысл слов в высказывании и самих высказываний.

Понимание становится толкованием, как только сталкивается с проблемным высказыванием, требующим экспликации. Всякого рода несуразность переосмысливается при этом в согласии с известным герменевтическим постулатом: если какое-то высказывание не удовлетворяет требованиям ясности или кажется нелепым, необходимо задаться вопросом, не кроется ли здесь нечто иное.

Поиски скрытого смысла могут обернуться, впрочем, герменевтическим произволом, излишняя подозрительность – наделением малозначимых фактов несвойственным для них смыслом. В этом случае интерпретатор уподобляется, позволим себе такое сравнение, полковнику Марселю из французского фильма про Блондина в черном ботинке. Исходя из презумпции тайны, обнаружить «тайный» смысл можно при желании везде, даже в банальной надписи на подаренной любовницей фотографии: les deux cœurs qui s’aiment s’unissent «любящие сердца воссоединяются». Выдвигаемая гипотеза подтверждается, поскольку истинность исходной посылки не вызывает сомнений. Привлекаемые для доказательства факты не только не опровергают, но внутренне связываются друг с другом, вытекают друг из друга в согласии с законом достаточного основания: «ни одна вещь не возникает беспричинно, но всё возникает на каком-нибудь основании». Так набрасывание смысла, предваряя анализ, превращает толкование в применение: subtilitas applicandi.

3. Применение. Толкование становится применением, как только подчиняется сугубо внешним задачам: приспособить анализируемое произведение к политическим, идеологическим и прочим базисным установкам, проиллюстрировать положения какой-то научной теории, согласовать с общепринятыми представлениями, спроецировать собственные свои взгляды, мысли и устремления. Во всех подобных случаях «имеет место нечто вроде применения подлежащего пониманию текста к той современной ситуации, в которой находится интерпретатор» (Х.-Г. Гадамер).

Действительно, смысл текста неотделим от культурно-исторической ситуации, в которой совершается его понимание и толкование, от стоящих перед комментатором задач, так или иначе влияющих на выбор стратегии и процедур интерпретации. Например, в проповеди Священное Писание толкуется нередко в назидательных целях, дабы утешить, наставить и поучить на примерах священной истории всех страждущих, болящих и заблудших. В такой редукции нет, впрочем, ничего предосудительного, поскольку совершается она не вопреки возможным ипостасям духовного смысла, а в полном с ними согласии и гармонии.

Иначе обстоит с заведомо произвольным толкованием, навязыванием тексту несвойственных для него смыслов и видов кодирования. Так, обратившись к сонету Стефана Малларме « Prose pour des Esseintes », Юлия Кристева произвольно перифразирует начальное слово Hyperbole как « I-père-bol ». Анализируемое выражение разбивается, как видно, на слоги, которые затем соотносятся по звуковой аналогии с символически значимыми в психоанализе понятиями. Père «отец» отождествляется с непререкаемым авторитетом «Сверх-Я», выражением которого считается родительская власть, bol «чашка» – с просторечным фразеологическим оборотом enavoirraslebol «сыт по горло», имплицитно указывающим на восстание против авторитетной власти в рамках так называемого комплекса Эдипа. При этом внутреннее напряжение конфликтной ситуации аргументируется особым мускульным напряжением реализации гласной фонемы /i/.

В подобной интерпретации можно только усомниться, поскольку содержание «на выходе» утрачивает всякую связь с содержанием «на входе». Поэтому выскажем вслед за Ф. Растье такое безобидное пожелание из области интерпретативной деонтологии: в адекватной интерпретации надлежит в первую очередь правильно идентифицировать морфемы, а затем только приступать к их толкованию в анализируемом высказывании.

► Вопросы и задания

• Герменевтика: искусство или наука толкования?

• Почему понимание становится отчасти «предпониманием»?

• Как взаимодействуют между собой основные установки герменевтики: понимание, истолкование и применение?

• Можно ли понимать другого лучше, чем он сам себя понимает?

• Как лингвистический и/или прагматический контекст влияет на понимание слов и высказываний?

► Прокомментировать

• За отсутствием специальных инструкций обеспечить понимание может лингвистический и/или прагматический контекст.

• …я не понимаю того, в чем не вижу необходимости, и что не могу построить (Ф. Шлейермахер).

• Толкование становится применением, как только подчиняется каким-то политическим, идеологическим или другим установкам.

• Смысл текста неотделим от культурно-исторической ситуации.

• Смысл высказывания может изменяться с изменением условий прагматической ситуции.

• Нечто важное упускается из виду лишь потому, что находится «на виду» (Л. Витгенштейн)

• Главное – не в том, чтобы выйти за пределы круга, а в том, чтобы правильно в него войти (Хайдеггер).

Рекомендуемая литература

Бочкарев А. Е.Семантика. Основной лексикон. Нижний Новгород: ДЕКОМ, 2014.

Гадамер Х.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988. ‒ http://yanko.lib.ru/books/philosoph/gadamer-istina_i_metod.pdf

Дильтей В. Герменевтическая система Шлейермахера в ее отличии от предшествующей протестантской герменевтики // Собрание сочинений в шести томах. Т. 4. Герменевтика и теория литературы. М.: Дом интеллектуальной книги, 2001. С. 13–234.

Дильтей В. Возникновение герменевтики // Собрание сочинений в шести томах. Т. 4. Герменевтика и теория литературы. М.: Дом интеллектуальной книги, 2001. С. 235–254.

Кузнецов В. Герменевтика и ее путь от конкретной методики до философского направления ‒ http://www.ruthenia.ru/logos/number/1999_10/04.htm

Герменевтический круг. Электронная библиотека Института философии РАН. Новая философская энциклопедия ‒ http://iphlib.ru/greenstone3/library/library/collection/newphilenc/document/HASH6e4b249260a1b728ebfc6e

Приложение I.

Герменевтический круг как процедура понимания и истолкования

Под герменевтическим кругом обычно понимают круговой характер понимания. После Ф. Шлейермахера это испытанный метод толкования в герменевтике. В том смысле, что в нем сходным образом предполагается взаимосвязь целого и частей: целое понимается на основе частей, часть – на основе целого.

Круговая структура понимания очевидна на примере отдельной детали. В качестве примера возьмем такую, казалось бы, малозначительную деталь из «Мертвых душ» Гоголя, как колесо чичиковского экипажа, о котором рассуждают как бы между прочим два случайно подошедших к трактиру мужика: доедет или не доедет то колесо в Москву или в Казань? На первый взгляд, колесо как колесо: деталь случайна, и словоупотребление ничем не отличается от того, которое предписывается словарем. Как и во всех подобных употреблениях, значение сводится к предельно общей дефиниции: «…круг, вращающийся на оси и служащий для приведения в движение повозки или механизма» (С. И. Ожегов). «Никакого видимого касания к сюжету, – констатирует Андрей Белый, – пустяк оформления, которого не запомнить читателю». Но вместе с тем через шесть или семь глав «выскочило-таки то самое колесо, и в минуту решительную: Чичиков бежит из города, а оно, колесо, отказывается везти: не доедет! <…> колесо – не пустяк, а колесо Фортуны». Отраженные в словаре ингерентные признаки /круглый/, /вращающийся/, /приводящий в движение/ оказываются, таким образом, несущественными по сравнению с афферентными признаками /судьба/ или /неудача/. Так же, в сущности, обстоит и с ларчиком красного дерева, из которого Чичиков извлекает выпрошенную Коробочкой бумагу, на которой она затем настрочит на него донос. «Ларчик, как и колесо, – пишет А. Белый, – показательные детали, впаянные в сюжет». И адекватное их осмысление, добавим, становится возможным только на фоне всего текстав согласии с известным герменевтическим постулатом: «…чтобы понять в точности, что дается вначале, надобно усвоить целое» (Шлейермахер).

Круговая процедура понимания предполагает, как видно, не одно, а несколько прочтений. Первоначально схватывается основная мысль, а возвращение к прочитанным местам по возможности уточняет, какое значение принимает в контексте то или иное выражение и как смысл всего текста зависит от значения этих выражений. Адекватная интерпретация возможна, в самом деле, только в движении по кругу: от части к целому и обратно к части. При этом часть может восприниматься как целое, а целое становиться частью. Вот почему значение слова проясняется в контексте словосочетания или высказывания, смысл высказывания – в тексте или прагматическом контексте, смысл текста – на фоне интертекстуальных связей с другими текстами. В виде расширяющейся спирали всякий круг переходит, пока не воссоздастся в исчерпывающей полноте весь «горизонт мира», в более широкий круг, позволяя представить анализируемый текст в истинных его пропорциях.

[1] Ср. Petrus «Петр» vs греч. petra «камень».