Как устроен "Доктор Живаго": Константин Поливанов об истории создания и публикации романа
О поиске сближений и расхождений между судьбой Бориса Пастернака и его героя, восприятии романа русской эмиграцией и литературных традициях «Доктора Живаго» – профессор Школы филологии НИУ ВШЭ Константин Поливанов рассказал нижегородским студентам об истории создания и публикации романа, о его поэтике и интерпретациях.
Ну, а теперь по порядку…
22 ноября Константин Михайлович начал лекцию с описания раннего творчества Б. Пастернака. За четырьмя сборниками стихотворений («Близнец в тучах», “ Поверх барьеров”, «Сестра моя жизнь», «Темы и вариации») следует поэма «Девятьсот пятый год», где важным уже становится принцип «историчности», проявившийся в описании своего детства на фоне событий первой русской революции). Следующий опыт – роман в стихах «Спекторский», синхронно с которым Пастернак пишет и создает сочинение «Повесть» с теми же героями, что и в «Спекторском». Одновременно в стихах и прозе мы видим изображение одних и тех же героев и обстоятельств (ничего не напоминает?). Да, уже тогда Пастернак задумывался о том, чтобы проза и поэзия были неотделимы друг от друга в рамках одного романа. И впоследствии он воплотил эту идею в «Докторе Живаго».
На русской почве судьба романа складывается довольно странным образом – стихи опережают прозу. То же происходит и в исследовательской среде – стихи замечают быстрее, нежели обращают должное внимание на прозу. М.О. Чудакова задавалась вопросом, почему публикация в 1988 году не вызвала такой реакции, такого резонанса. Степень заинтересованности была намного меньше, чем могла быть. Она объясняет это тем, что советский читатель уже к тому времени знает «Мастера и Маргариту», где события представлены в аллегорическом ключе.
Восприятие русской эмиграции не менее важно – например, к публикации и успеху романа враждебно отнесся В. Набоков. Он относился к Пастернаку ревниво, и была причина: американское издание «Доктора Живаго» вышло вместе с «Лолитой». Но большая часть эмигрантов оценила “Доктора Живаго” высоко (В. Франк – написал свою интерпретационную статью о времени и пространстве, сюжетных линиях романа).
Исследовательское восприятие романа началось тогда же. В переписке с иностранными читателями возникают многие вопросы – чаще всего о прототипах. Сам Пастернак писал про Ольгу Ивинскую: «Она – Лара моего романа». Но! Пастернак говорит, что чистых прототипов не бывает – это всегда набор характеристик, которые формируются в процессе создания художественного произведения.
Второй лекционный день был открыт интересным наблюдением – Константин Михайлович прочитал сначала составленное В.Б. Шкловским описание похорон Александра Блока, а потом – начало “Доктора Живаго”. Сходство почти дословное. Второй день вообще подготовил слушателям много чудных открытий: исследуя литературные традиции в романе, студенты еще более отчетливо увидели сходство между Юрием Живаго и Борисом Пастернаком, заметили сближения между Ю. Живаго и А. Блоком, увидели в смерти Живаго сюжет “Заблудившегося трамвая” Н. Гумилева, а в Николае Николаевиче Веденяпине – Андрея Белого.
В процессе поиска сближений и расхождений между судьбой Бориса Пастернака и его героя проступила в своей широте и творческая интенция автора: “Доктор Живаго” – не только книга о судьбе поэта в годы революции, но и “декларация сохранения внутренней свободы за счет молчания и неучастия”, попытка Пастернака показать, “как надо было бы жить свою жизнь”.
Отдельной темой в лекции прозвучало отражение в романе взаимоотношений Бориса Пастернака и Марины Цветаевой: не только их биографическая ситуация на момент завязавшегося эпистолярного романа напомнила положение, в котором оказались Юрий Живаго и Лара Гишар, но и встречавшийся в переписке мотив встречи в дождь, образ телеграфа позволили говорить о намеренном включении в роман деталей цветаевско-пастернаковской истории.
Вторую часть субботних лекций Константин Михайлович посвятил некоторым значимым наблюдениям, сделанным исследователями романа в разные годы. Проводя на протяжении всего цикла мысль о непрототипической природе схождений между героями романа и реальными лицами, Константин Михайлович показал полигенетичность романа “Доктор Живаго”, поочередно рассматривая его при свете ключевых текстов мировой литературы. Так, близкими к роману оказались и “Евгений Онегин”, и “Преступление и наказание”, и “Андрей Шенье” Пушкина, и даже сказка о Снежной королеве.
Органично вытекало из объяснения специфики функционирования церковного календаря и времени вообще в “дореволюционной” и “постреволюционной” частях романа и рассуждение профессора Поливанова о связи поэтической и прозаической части романа. Обратив внимание на то, что 1929 год как год смерти главного героя обозначался Пастернаком с самых первых набросков замысла романа, исследователь обратился к совершенному в 1929 году опыту по ликвидации традиционного измерения времени. Это привело к открытию: выяснилось, что стихотворения во второй части романа совершают полный церковный годовой круг с началом и концом в Страстном четверге, а Живаго, таким образом, как бы совершает победу и восстановление времени, привязанного не только к природному календарю, но и к календарю церковному.
Студенты образовательной программы “Филология” выражают благодарность Константину Михайловичу Поливанову за два увлекательных, информативных и углубленных в творчество Бориса Пастернака дня и с нетерпением ждут новых встреч!
Материал подготовили Елизавета Бурденева и Мария Фадеева, студентки IV курса