«Чапаев и Пустота»: «слепок эпохи» или набор штампов

Илья Максимов, выпускник бакалавриата «Филология», свою выпускную квалификационную работу посвятил исследованию романа Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота». Работа Ильи получила высшую оценку как рецензента - литературного критика и профессора НИУ ВШЭ Галины Леонидовны Юзефович, так и экзаменационной комиссии. Об актуальности культового романа, его связи с рядом артефактов соцреализма и мифизации образа Чапаева в советской культуре Илья рассказал пресс-службе портала.

@ Пресс-служба НИУ ВШЭ — Нижний Новгород

В своей работе, основанной на романе «Чапаев и Пустота», Илья исследовал одну из главных тем раннего творчества Виктора Пелевина – тему постсоветской реальности и отражения в ней советского прошлого. ВКР Ильи – одна из первых попыток установить на примере этого романа характерные черты поэтики творчества Пелевина в контексте литературных, исторических и фольклорных источников.

 «Тема, которую Илья разрабатывал, вроде бы лежала на поверхности, - рассказала его научный руководитель Деменева Ксения Александровна. - Но до него ни один исследователь за нее толком не взялся, поэтому поле для исследований там было широкое и практически нетронутое».

«При том, что у нас было 7 «десяток» в этом году, – академический руководитель программы «Филология» Мария Гельфонд не скрывает удовлетворенности качеством работ своих студентов, – работа Ильи без сомнений была признана одной из самых сильных».

Илья Максимов родился в 2000 году в узбекском городе Наманган. Поскольку в Узбекистане на тот момент не было 10 – 11 классов, и после школы каждый должен был продолжать образование в лицее или колледже, в 2015 году поступил в академический лицей, где учился следующие три года. В это время окончательно сформировался круг увлечений, и к окончанию лицея в 2018 году Илья определился, что хочет получить высшее образование по гуманитарной специальности. В том же году подал документы в Вышку, поступил и приехал в августе в Нижний Новгород.

Выбор темы

Я с первого курса обсуждал тему с научным руководителем, мы рассматривали самые разные варианты, но единственное, в чем я точно был уверен, что хочу заниматься современной русской литературой, не классикой. С автором я окончательно определился на втором курсе и последующие три года занимался исследованием творчества Виктора Пелевина, чтобы на четвертом углубленно взять тему на ВКР.

Выбирал я из того, что было мной прочитано в современной русской литературе на тот момент, тогда ранние романы Пелевина и привлекли мое внимание. Чем? Во-первых, они на самом деле культовые во всех смыслах – и в плане общей популярности, и в научной среде, и в критике. А привлекательны они в большей степени своей яркостью, непохожестью, во всяком случае для своего времени – сейчас, конечно, молодые авторы уже вовсю используют его приемы.

Про актуальность романа «Чапаев и Пустота»

За эти четыре года я прошел несколько стадий отношения к Пелевину. Сначала он мне нравился, потом на 3 курсе начал буквально раздражать. Зато на 4, углубившись в контекст и сравнив с другими культурными эпохами и пластами, за этой его игрой, иронией и маской я увидел скрытые серьезные вещи, которые, собственно, и попытался показать в своей работе.

Конкретно в «Чапаеве» Пелевин очень занятно использует советские культурные практики и методы и переосмысливает их, связывая с ощущением кризиса. Я родился, конечно, позже, и «лихие девяностые» для меня история, но даже я в романе четко ощущаю этот взгляд назад, слепок эпохи. Пелевин здесь как бы фиксирует происходящие события, и через его тексты можно увидеть, каким образом ощущалось то переломное время. Вот этим, на мой взгляд, и обосновывается его актуальность.

О процессе работы

Было очень интересно сравнивать с фильмами, в первую очередь, разумеется, с «Чапаевым» Сергея и Георгия Васильевых, который Пелевин не раз цитирует в своем романе. Мой любимый пример из фильма, где небрежно одетый Фурманов подходит к Чапаеву, а тот ему говорит: «Ходишь в таком затрапезном виде», и этот эпизод Пелевин полностью перенес в роман.

Если же говорить об используемых Пелевиным моделях в целом, то это весь корпус фильмов о красных командирах, которые снимались на волне популярности «Чапаева» и строились по той же модели. Существуют такие фильмы про Щорса, Котовского, и даже про Унгерна. И Пелевин, ясное дело, их все смотрел, исследуя эпоху.

С анекдотами все понятно: надо было собрать весь корпус и определить, какие конкретно вошли в структуру романа. Наверное, это основной пласт работы, поскольку взаимосвязь пелевинского текста и многочисленных анекдотов как про Чапаева и его команду, так и про «Новых русских» во вставных новеллах очевидна.

Кроме того, было очень интересно отследить, как в советской культуре рождались легенды о Чапаеве, ведь до середины 30-х годов, до выхода фильма, он не особо упоминался. А вот после выхода фильма в 1934 году, особенно после одобрения его Сталиным начинается рождение Чапаева-мифа. С тех пор на каждый юбилей Василия Ивановича обязательно выходила дежурная статья в главных газетах СССР.

И вот основной сложностью было, пожалуй, продираться через штампы советских газет, переходящие из одной статьи в другую, перечитывать без конца одно и то же.

Отдельным пластом шли романы соцреализма и в первую очередь, конечно, роман Дмитрия Фурманова «Чапаев». Если смотреть в целом, в ряду соцреалистической литературы, то этот роман интересен в первую очередь именно фигурой Чапаева. Он получился таким ярким и живым, что, хоть в целом роман нудноват, там, где появляется Чапаев, читать его становится даже увлекательно.

Вообще, в 40-е и 50-е годы издавалась целая серия романов ЖЗЛ о красных командирах, которые были написаны по одному и тому же шаблону: там стихийный в начале красный командир проходит становление и в конце становится более сознательным. Этим штампом осознанно пользуется и Пелевин в своем романе «Чапаев и Пустота».

О книгах помимо «Чапаева»

Известно, что Виктор Пелевин очень плодовитый автор, последние десять лет он пишет в год по книге, и если читать все подряд, то можно запутаться. Я ограничился пока чтением вокруг «Чапаева»: его ранние произведения – «Generation П», «Жизнь насекомых», первый сборник рассказов «Синий фонарь». Хотя, например, одна из коротких сюжетных линий в романе «t» 2009 года является своеобразным приквелом к «Чапаеву и Пустоте». В контексте фольклора очень интересный роман – «Священная книга оборотня», как пишут исследователи, больше всего фольклора он использует именно для этого романа, даже жанр определяет как «сказка».

В пару Пелевину обычно упоминается Сорокин – тоже довольно интересный стилист. Из более поздних мне нравится Евгений Водолазкин, у него есть очень хороший роман «Лавр». А если говорить о совсем молодых писателях, то Алексей Поляринов мне тоже кажется довольно интересным.

В последнее время я в основном читал то, что проходили на 4 курсе, – классику ХХ века. Отчасти ее же читал и для ВКР. Например, недавно дочитал не входивший в наш основной список роман «Воскресшие боги. Да Винчи» Дмитрия Мережковского, и получил большое удовольствие от процесса чтения. Мне кажется, что Мережковский - очень недооцененный автор, его сейчас очень мало читают и изучают, а он явно заслуживает более пристального исследования.

Почему филология

Многие считают, что филология – это исключительно научно-академическая сфера, и что после нее можно заниматься только преподаванием или исследованиями. На самом деле, это совсем не так, и возможностей здесь гораздо больше, чем принято думать. Я планирую подавать документы дальше в магистратуру и, хотя не отвергаю возможность попробовать себя в преподавании, но было бы интересно поработать, к примеру, еще в издательской сфере, редактором или корректором.

Еще в этом году у нас был курс по копирайтингу – тоже любопытно, хотя, если говорить о написании текстов, то мне все-таки ближе журналистика. Я делал три интервью с преподавателями для нашего студенческого портала «Лестница», и мне понравился весь процесс: когда берешь интервью, потом расшифровываешь, правишь, согласовываешь текст – вот это все.

Кстати, сейчас очень активно развивается направление Small Media – мне кажется, что это интересный пример развития журналистики, особенно журналистики неподцензурной, а также того, как можно ярко предоставлять читателю информацию и предлагать ему для обсуждения темы, которые достаточно редко становятся предметом дискуссии в широком поле.

Ксения Деменева, доцент факультета гуманитарных наук, научный руководитель Ильи

Есть случаи, когда задача научного руководителя - спасти диплом, есть случаи, когда задача - помочь и направить. В случае с Ильей моя задача была - не мешать. Он один из тех редких студентов, которые умеют думать, планировать и воплощать все самостоятельно. Даже в стилистику приходилось вмешиваться минимально и по мелочи. Иногда человек способен все сделать сам, и надо только быть рядом, чтобы засвидетельствовать его движение вперед.

Уже на финальной стадии сборки диплома стало ясно, что объем явно выбивается за верхний предел. Нет, даже не выбивается, а вдвое его превышает. Илья написал мне: "Что же делать?" А я понимала, что сокращаться в его случае — это четвертовать прекрасную работу. Поэтому сказала: "Мы - филологи, и для нас главное текст, а русский филолог больших объемов не боится". В результате получился огромный талмуд, и там ни грамма воды, ни слова лишнего - все по делу. Такую работу, бесспорно, можно было бы защитить и как магистерскую.

Поэтому не удивительно, что такой строгий критик, как Галина Юзефович, высоко оценила его работу. Договориться с ней о рецензировании диплома помогла академический руководитель программы "Филология" Мария Марковна Гельфонд, за что ей огромное спасибо от нас с Ильей. Это честь для нас обоих.

Мария Гельфонд, академический руководитель программы Филология

Галина Юзефович не в первый раз рецензировала работу на нашем направлении, но впервые она поставила высший балл (10) и написала, что работа показывает и очень большую серьезность, и чрезвычайную увлеченность темой. И то же самое практически единогласно признала комиссия в ходе защиты. Мы всем преподавательским составом очень полюбили Илью и желаем ему удачного поступления в магистратуру.