«Культурные шоки русского человека в Японии»: Александр Мещеряков выступил с открытой лекцией в нижегородской Вышке
Александр Мещеряков — профессор Института классического Востока и античности НИУ ВШЭ, переводчик, писатель, кавалер японского ордена Восходящего Солнца с золотыми лучами. На материале личных впечатлений о Японии и японцах историк-японист и популяризатор науки рассказал о культурных особенностях японцев и поделился поучительными историями пребывания в этой стране.
.jpg "«Культурные шоки русского человека в Японии»: Александр Мещеряков выступил с открытой лекцией в нижегородской Вышке")
Лекция состоялась в дни проведения VIII Всероссийской научной студенческой конференции НИУ ВШЭ — Нижний Новгород в рамках цикла «Территория науки» просветительского проекта Вышка.Лекторий. Публикуем самые яркие зарисовки после лекции с сохранением авторской речи.
Обычно я рассказываю о Японии с опорой на художественные тексты, но сейчас я хочу зайти с другой стороны и рассказать, как некоторые случившиеся со мной происшествия наталкивают на определенные размышления, которые тоже являются культурологическими и безусловно компаративистскими, потому что, будучи носителем русской культуры, я обращаю внимание прежде всего на вещи, поражающие мое воображение.
Об отличительных свойствах японцев и японских домашних животных
У японцев, конечно, есть определенные общие свойства. Их довольно трудно распространить на всех японцев, но тем не менее такие существуют.
Обычно японцы производят очень мало шума. Они разговаривают тихо и редко скандалят на улице. Это свойство передается и домашним животным. Меня еще не покрыла своим лаем ни одна японская собака.
Кошки, казалось бы, намного менее восприимчивые. Но однажды, проснувшись в 5 утра в маленькой гостинице и попивая первую чашку зеленого чая, я видел с балкона, как сначала одна кошка вырисовалась из тумана, вторая, третья, четвертая, и пошли друг за другом, гуськом. Где вы видели, чтобы кошки ходили гуськом? Моя гипотеза состоит в том, что японцы очень законопослушные, дисциплинированные, поэтому даже кошки у них получаются такие замечательные.
Почему, играя в футбол, японцы не ведут счёт
Я работал в Международном центре по изучению японской культуры в Киото. Работа сидячая: сидишь в кабинете, читаешь книжки, сочиняешь что-нибудь. Короче говоря, движения мне не хватает, а пробежки для меня скучны. И я узнал, что на окраине Киото есть футбольный клуб — родители с сыновьями по воскресеньям гоняют мяч. Но у японцев все заорганизовано: это клуб, я должен в него записаться.
Играют в клубе только соседи, а мое общежитие находится рядом, значит, по этому параметру я подхожу. Мне велено купить страховку, и я ее покупаю. Прихожу на первую тренировку. В начале разминка, потом игра. Я встаю в нападение, за первый тайм забиваю два гола. Очень доволен собой.
В перерыве тренер, бывший профессиональный футболист, работающий на волонтерских началах, подходит ко мне и говорит: «Я вижу, что вы очень увлечены футболом и, наверное, давно не играли». Я считал этот посыл как «не высовывайся» и во втором тайме встал в защиту.
Голов было много забито, я сбился со счета. В конце спросил у товарищей счет, они не знают. Спрашиваю: «Мы хоть выиграли?». Они отвечают: «Мы не знаем». В моей спортивной практике такого не было! Если я играю, я играю на выигрыш. Тренер объяснил мне: «Мы здесь все соседи, а если какая-то команда выиграет, то другая огорчится. Они виду не покажут, а в душе у них что-то нехорошее останется. Зачем нам это?»
Принцип ослабления или ликвидации конкуренции внутри коллектива очень распространен внутри японского общества. Для этого есть много механизмов. Например, в школе в День спорта дети бегут дистанцию, а победитель не определяется.
Принятая до сих пор система пожизненного найма рассчитана на то же. Компания никогда тебя не уволит, если не обанкротится, а ты всю жизнь ей служишь верой и правдой. В Японии принята также система увеличения заработков не по достижению каких-то результатов, а по достижению определенного возраста. Поэтому количество интриг и всяких «подсидок» уменьшается. Отсутствие конкуренции внутри коллектива работает на солидарность этого коллектива и его укрепление.
Почему в Японии не воруют
На среднем уровне в Японии очень мало коррупции, точно так же, как мало воровства. В разных странах проводятся такие эксперименты: оставляют какую-то хорошую вещь посреди улицы и смотрят, через какое время она исчезнет. В Японии она не исчезает вовсе. Эта привычка к честности совершенно удивительна для представителей иных культур.
Однажды мне заплатили сразу за несколько месяцев вперед. А когда ты в Японии с краткосрочным визитом, открыть счет в банке невозможно. И я обратился к коменданту гостиницы с вопросом про сейф. Сейфа в гостинице не оказалось, и женщина предложила мне положить деньги в чемодан, заложить вещами и поставить в шкаф. «Ни один вор не найдет!»… Просто человек ни разу в своей жизни не встречался с бытовым воровством, и поэтому совершенно не понимает, как руки вора устроены.
Еще один пример, который может сработать только в Японии. Предприимчивый японец предложил приклеивать на сиденье велосипеда наклейку в виде птичьего помета, чтобы велосипед не украли. Здесь был расчет на приверженность японцев к чистоте.
Во многих странах в случае ЧП мародерство начинается почти немедленно. В Японии нет. До абсурда, с нашей точки зрения. Например, люди, которые оказались без крова, еды и питья в Фукусиме, не брали ни еду, ни воду из магазинов, оставшихся без присмотра после аварии. Хотя, на мой взгляд, это было бы совершенно оправданно. Настолько силен внутренний запрет.
Традиционные средства обуздания антисоциального поведения — это закон и религия. Значительная часть Японии давно живет в мире безрелигиозном. Это не значит, что в Японии нет буддийских храмов, христианских церквей, синтоистских святилищ, но еще в начале XVII века, когда образовался так называемый Сёгунат Токугава, на вооружение было принято неоконфуцианство, и японская интеллигенция его придерживалась.
Конфуцианство говорит следующее: никаких богов нет; тот, кто вам обещает бессмертие – либо дурак, либо шарлатан; никто вас не накажет, никакого рая и ада нет, но тем не менее жить нужно в соответствии с какими-то приличными установками, и самое страшное, что может ждать человека — это презрение со стороны других людей и стыд. То есть движущим мотивом ограничения преступного антисоциального поведения является стыд человека перед своим окружением. В Японии взять чужое стыдно, даже если вокруг никого нет.
Как оказалось, это работает даже и сегодня. В дни после аварии в Фукусиме я дал максимальное за свою жизнь количество интервью. И все обязательно с некоторой обидой спрашивали: «Почему во всем мире мародерничают, а в Японии нет?» Другая постановка вопроса: «В Японии не мародерничают, а почему же во всем мире мародерничают?» — тоже была бы очень правильной. По-моему, это показывает глубину нашего падения.
Я не хочу сказать, что в Японии все идеально. Это безусловно не так, но с культурологической точки зрения там есть очень интересные вещи и есть, чему поучиться.
Японцев отличает умение слушать
Я считаю, что каким-то хорошим вещам я у японцев научился. Прежде всего, это умение слушать собеседника. И русским, и европейцам, и американцам на среднем уровне важнее высказать свою мысль, обязательно ее донести: «Я, конечно, прав». Японцы же умеют слушать. Вы редко увидите в разговоре японцев, которые перебивают друг друга. При этом у того, кто слушает, может быть совершенно свое мнение, и он может его потом высказать, но в какое-то другое время.
И своим студентам я рекомендую всех слушать, но никого не слушаться. Если ты слушаешь человека, которого ты уважаешь, то, наверное, какой-то резон в его словах и есть, но редко бывает, чтобы в сложной проблеме кто-то был прав на все 100%.
Об отличиях в академической среде
Для правильно устроенного европейского и российского ученого очень важно в результате работы выйти на некоторые обобщения. Для этого необходимо знать, начитать вокруг того, чем ты конкретно занимаешься, довольно много.
Когда я писал книгу о Янагита Кунио («Остаться японцем: Янагита Кунио и его команда. Этнология как форма существования японского народа»), в Японии меня свели с профессором из Токийского университета. У меня к нему был один совершенно конкретный вопрос. Мне было известно, в каком доме жил в свои последние годы Янагита Кунио. После оккупации Японии в нем жили американские офицеры, а дальше я не знаю, что с ним стало. И если бы он сохранился, я хотел бы его обязательно посмотреть, потому что, когда ты занимаешься человеком, посмотреть обстановку, в которой он жил, — страшно важная штука. Профессор ответил: «Это уже после войны было, а я занимаюсь ранним Кунио».
Довольно трудно нам ожидать от людей нашей формации, что они будут долбить в одну точку и даже не захотят интересоваться ничем вокруг, только потому что это — не его тема. Японские ученые очень часто говорят: «Это не моя тема».
Об отношении к природе в японской культуре
Японцы очень чувствительно относятся к природе. Но мой взгляд на этот вопрос радикально изменился после того, как прочитал средневековые сочинения о садах и природе. Я описал это в книге «Terra Nipponica. Среда обитания и среда воображения». При внимательном взгляде оказывается, что восприятие японцами природы связано во многом с тем, что в древности и средневековье ее прежде всего боялись. Поэтому сад для японца — это прирученная природа, и там все устроено таким образом, чтобы на человека не обрушились какие-то несчастья.
В трактатах по садовому искусству написано, что если камни в саду будут установлены неправильно, хозяин заболеет, если ручей будет направлен неправильным образом, он принесет на участок скверну и т.д. То есть первичный мотив создания сада – это абсолютно никакая не эстетика, а прагматика. Но потом это переходит действительно в эстетику. И камни, установленные тем или иным образом, потому что они должны так стоять, начинают восприниматься как красивые. Формирование эстетического канона — это очень поздний процесс. Для Японии это XX век.
Тонкость в восприятии природы проявляется еще и в том, что японцы, как правило, очень хорошо знают названия трав, деревьев и птиц.
О переводе с японского
В переводе художественной литературы самое главное — взять первую правильную ноту. Если ты взял ее правильно, то дальше все идет сравнительно легко. А если ошибся, то уже не выкрутишься.
А для этого нужно сначала прочесть все произведение от начала до конца. Если вы начнете потихонечку разбираться, то риск с самого начала взять неправильную ноту довольно велик. Нужно заставить себя прочесть все полностью.
Когда я дорожу переводом и считаю, что я должен сделать его хорошо, то перечитываю готовый перевод пять раз с некоторыми интервалами. И каждый раз обязательно обнаруживаются какие-то «мушки-блошки».
Русские и японцы довольно разные, и лично меня это очень радует, потому что любое разнообразие делает нашу жизнь богаче, любое наблюдение за другими помогает понять, кто ты. Нужно радоваться этому многообразию и совершенно не думать, что ты лучше, чем другие. Другой — не значит «лучше» или «хуже». И в этом смысле глобализация, которая делает мир абсолютно одинаковым, должна иметь свои пределы.
Моя монологическая речь — это приглашение к чтению. Я бы посоветовал тем, кто интересуется этой темой, прочесть свою «Книгу японских символов» о некоторых принципах устройства японской культуры, написанной в расчете на широкого читателя; рассказы Акутогавы Рюноскэ, книги японских лауреатов Нобелевской премии Ясунари Кавабата («Рассказы на ладони») и Оэ Кэндзабуро, книги Дадзай Осаму.
И настойчиво рекомендую, несмотря на его длину, роман «Столица в огне» Каго Отохику, где рассказано на примере одной семьи, как люди жили до и во время Второй мировой войны, как относились к пропаганде, какие книги читали, — такая энциклопедия японской жизни.