Пять вопросов переводчику, филологу и просто интересному человеку

Каждый, кто заглянет в эту статью, несомненно, хоть раз в жизни читал произведения иностранных авторов в русском переводе. Среднестатистический вышкинский филолог делает это каждую неделю, порой сравнивая языковые адаптации и выбирая из них наиболее удачную.

© Пресс-служба НИУ ВШЭ - Нижний Новгород

Говорим о переводах мы часто, но встретиться с человеком, который знает тонкости этого дела на практике, — явление редкое. На прошлой неделе в рамках лекции по истории австрийской литературы нам удалось и поговорить об особенностях современной австрийской прозы, и обсудить с Александром Васильевичем Белобратовым (литературоведом-германистом, переводчиком, редактором и составителем переводной серии "Австрийская библиотека") самые интересные стороны переводческого дела.

• Александр Васильевич, почему именно перевод? Что для вас этот процесс: скрупулезность в выборе выражений или художественный взгляд на мир?

Вообще я занимаюсь не только переводом, но и филологической редактурой переводов, преподаванием. Перевод — интересное занятие, назвать его совсем уж творческим… ну, можно, в определенной степени, по крайней мере, читатель это так воспринимает. Когда вышла «Пианистка» Э. Елинек, в рецензиях писали о том, какой стиль у этого автора, но они же читали перевод, то есть реагировали на меня. Перевод — совершенно другая кодировка.

• У нас, филологов, совсем скоро в расписании появится дисциплина «художественный перевод». Можете дать несколько советов? 

Спецкурс, или семинар по художественному переводу, для магистров я веду целый семестр, и сократить его до минимума невозможно. Постараюсь выделить основное. Первое и главное — собственная начитанность в русской литературе. Без этого переводчик не переводчик. В вас должен существовать огромный запас русского материала, потому что словарный подбор перевода — это ужас. То, что называется компьютерный перевод — настоящее убийство перевода. Поэтому важно знание литературы разных эпох: переводите автора XVIII века — один словарь, второй половины XX века — другой. Еще знание немецкого языка в достаточной степени (если переводим немцев), вчитанность в автора, которого переводите, конкретика работы с автором. Фридрих Шлейермахер (немецкий философ, отец-основатель герменевтики) говорил о двух моделях перевода: переводчик забывает писателя и максимально пытается приблизиться к читателю и наоборот. На мой взгляд, средний путь необходим, хоть Шлейермахер его и отвергает. 

• Естественно, в переводе большую роль играют культурные различия стран, воспринимающая среда и прочее. Как вы изучаете эти нюансы в культуре и часто ли приходится ли что-то адаптировать для русского читателя? 

Ну, это один из очень сложных вопросов, особенно на больших текстах. На малых текстах это не так страшно, а вот на больших работы с этим очень много, особенно если автор чрезвычайно укоренен в этой собственной культуре. Это выражается и на уровне языковой проблематики. Мы вот переводили для нашей серии роман Роберта Шнайдера «Сестра сна», по-немецки «Брат сна». В этом тексте показаны события начала XIX века, действие происходит в отдаленной деревушке, и там крестьяне в кабаке говорят фразами, в которых перемешивается диалект (почти не понятный даже носителю немецкого) с добавлением некоторых церковно-латинских выражений. Перевести это невозможно, можно передать только описательно. Другой способ — сноска, где переводчик объясняет эту культурную особенность, и это самое печальное для переводчика, потому что, получается, не справился. Нужно что-то придумать, перевести в ситуацию, которая и сохраняла бы определенную чужесть, и была понятной. Хороший переводчик этого добивается чаще всего. Сохранение чужести возможно не точно, оно может быть растянуто по тексту в деталях, увеличивающих остраненность. 

• Блиц-опрос: максимальное уподобление, верность оригиналу или желание привнести новые смыслы?

Второе, но не новые смыслы, а иное словесное оформление. Забыть об авторе и максимально приблизиться к читателю — это вот как раз и создать такой текст, который входит в сознание и восприятие читателя как текст практически на родном языке и в родном контексте. Повторяю, в этом случае вовсе не значит, что мы убиваем оригинал. А вот другой случай, это я называю просто плохим переводом, максимальное приближение к автору и забывание о читателе — это сохранение всех деталей и особенностей немецкого языка, стиля автора… Но согласитесь со мной, что хотя бы немецкую грамматику, те же глагольные рамки, сохранить невозможно.

• Как часто бывает такое, что ваш перевод становится катализатором для нового прочтения произведения?

Перевод, несомненно, обладает вот этой стороной: он, в определенной степени, — интерпретация. В одной из рецензий на мой перевод той же Елинек было написано: «Читая переводы Белобратова я увидел в Елинек и ироническое, и юмористическое начало, а обратившись к другому переводу, осознал, что переводчик ничего этого не увидел, не узнал и не понял». Перевод — трактовка, это неизбежно. Но что значит «нового прочтения»? В оригинале же его наши читатели не знают. Тут, скорее, стоит обратиться не к прозаическим, а к поэтическим текстам. Посмотрим хотя бы на сотни переводов Рильке (вы увидите разницу). Здесь очень любопытна линия, связанная с двумя видами переводчиков: переводчик-переводчик и переводчик-поэт. «Der Lesende» («Читающий»), есть несколько переводов, ничего о Рильке выдающегося не говорящих, а есть перевод Пастернака «За книгой», хотя понимаешь, что там, помимо Рильке, есть еще и сам Пастернак. А на больших текстах это, наверное, не так важно и заметно, если перевод более-менее приличный. Понятно, что дурной, слабый перевод убьет всякие смыслы, какую бы литературу мы не брали. Хороший перевод читать приятно! 

Беседа о переводе могла бы длиться вечно, но нам пора было на лекцию Александра Васильевича, настоящим показателем увлекательности которой может служить отзыв нашей студентки 2 курса Елизаветы Незнамовой:

Лекция Александра Васильевича Белобратова состоялась вечером понедельника, после всех пар, что могло затруднить контакт оратора с уставшей публикой. Но, благодаря профессионализму Александра Васильевича, встреча если и не смогла кого-то увлечь, то, по крайней мере, позволила приятно провести вечер и познакомиться с особым миром австрийской литературы. К сожалению, русскому читателю довольно редко приходится слышать имена Ингеборг Бахман или Эрнста Яндля, хотя они, бесспорно, заслуживают внимания хотя бы своей часто непростой биографией. И поэтому такие беседы особенно ценны, ведь взгляд за рамки нашего привычного языкового и культурного окружения позволяет лучше понимать других людей и сохранять необходимую филологу критичность мысли. 

Встреча была организована в рамках курса «Ключевые тексты немецкоязычной литературы» В. Г. Зусманом и В. Г. Сибирцевой.

Материал подготовили студентки 4 курса ФГН Анастасия Баранова и Елизавета Джикия